О Комитете министров
Эта публикация - дополнительный материал к книге Глеба Архангельского "Русская промышленная революция: управленческие уроки XIX века". Книга планируется к выходу в издательстве "Альпина" в ноябре 2025 г. Оставьте ваши контакты в форме на странице https://glebarhangelsky.ru/prombook, и мы оповестим вас о выходе книги.
Корф М.А.
К70 Дневники 1838 и 1839 г.г./ М.А. Корф. – М.: Рубежи ХХI, 2010. – 576 с. – [161-168].
ISBN 978-5-91791-044-4
К70 Дневники 1838 и 1839 г.г./ М.А. Корф. – М.: Рубежи ХХI, 2010. – 576 с. – [161-168].
ISBN 978-5-91791-044-4
Перебирая старые мои бумаги, я недавно нашёл заметки о Комитете министров, писанные мною в последний год управления его делами (1834) по четырехлетним наблюдениям. Выписку из них, разумеется, гораздо более дипломатическую, чем подлинник, я отдавал в то время и покойному князю В.П. Кочубею. Этот очерк, списанный с натуры без всякого преувеличения, живо характеризует тогдашнее положение Комитета, а как в нём сидят все те же люди, то, без сомнения, и теперешнее. Он любопытен и теперь, любопытен будет и когда-нибудь после, как «преданье старины глубокой». Я списываю его здесь из опасения, чтобы он не затерялся в других бумагах:
I., Состав Комитета. В Комитете присутствуют все министры и главноуправляющие отдельными частями: один, естественно, снисходителен к другому, ибо ожидает взаимства и для себя. Противодействующую силу составляют им только председатель Комитета и председатели департаментов Госуд<арственного> совета, тоже присутствующие в Комитете, но не делающие ему никаких представлений и, следственно, не имеющие нужды искать в прочих его членах. Но существенная оппозиция может быть только на стороне председателя Комитета, который предваряется от канцелярии о всех важнейших делах, перевес председателей департаментов малозначителен, ибо, независимо от личных качеств, они редко все бывают в Комитете и притом, не имея сами никакой части управления, мало опытны в делах администрации. Уважения взаимной снисходительности резко доказываются многими решениями, данными при представляющем министре, в сравнении с теми, которые постановляются без него. В первом случае никто не принимает на себя произнести осуждение первый; в последнем никто от этого не удерживается: ибо журнал подписывают все и отсутствующему не может быть известно, от кого пошло опровержение, а при случае есть отговорка, что не хотелось произвести разногласия и пр. Представления некоторых министров, при их доложенных, по личному их влиянию, по степени доверия, которым они пользуются от Государя, всегда почти безусловно утверждаются. Есть члены, которые в начале доклада или даже перерывая его всегда спрашивают: «Чьё это представление?» Государственная польза и правильность решений обеспечиваются тут только личными свойствами представляющего.
I., Состав Комитета. В Комитете присутствуют все министры и главноуправляющие отдельными частями: один, естественно, снисходителен к другому, ибо ожидает взаимства и для себя. Противодействующую силу составляют им только председатель Комитета и председатели департаментов Госуд<арственного> совета, тоже присутствующие в Комитете, но не делающие ему никаких представлений и, следственно, не имеющие нужды искать в прочих его членах. Но существенная оппозиция может быть только на стороне председателя Комитета, который предваряется от канцелярии о всех важнейших делах, перевес председателей департаментов малозначителен, ибо, независимо от личных качеств, они редко все бывают в Комитете и притом, не имея сами никакой части управления, мало опытны в делах администрации. Уважения взаимной снисходительности резко доказываются многими решениями, данными при представляющем министре, в сравнении с теми, которые постановляются без него. В первом случае никто не принимает на себя произнести осуждение первый; в последнем никто от этого не удерживается: ибо журнал подписывают все и отсутствующему не может быть известно, от кого пошло опровержение, а при случае есть отговорка, что не хотелось произвести разногласия и пр. Представления некоторых министров, при их доложенных, по личному их влиянию, по степени доверия, которым они пользуются от Государя, всегда почти безусловно утверждаются. Есть члены, которые в начале доклада или даже перерывая его всегда спрашивают: «Чьё это представление?» Государственная польза и правильность решений обеспечиваются тут только личными свойствами представляющего.
II., Предметы и круг действия Комитета. Предметы и круг действия Комитета составляют такую многообразную и сложную энциклопедию, что ему при теперешнем порядке нет физической возможности внимательно и подробно рассматривать поступающие дела. Обыкновенно Комитет имеет только одно заседание в неделю, хотя по закону положено два. Назначение другого, даже в случае действительной надобности, встречает всегда величайшее противоборство со стороны членов. Считая круглым числом 2500 дел и 52 заседания в год (здесь не вычитаются ещё строго наблюдаемые праздники), приходится на заседание, которое редко длится более трех часов, около 50 дел. Дела бывают иногда в 10, 20 и более листов, а иногда такие, что на прочтение одного едва ли достаточно бы было целого заседания. Между тем к концу года нерешённых не остаётся. Чем же объяснить эту очевидную несообразность? Единственно принятым образом доклада.
III., Образ доклада. Хотя дела Комитета составляются большею частию из министерских представлений, для которых даны формы, приспособленные к докладу, но при всем том чтение подлинных представлений принадлежит к изъятиям, и к изъятиям довольно редким. Дела всегда почти докладываются или на словах, или в кратких извлечениях, по воле и усмотрению управляющего делами Комитета. Некоторые дела совсем не докладываются, а представляются только к разрешению Комитета встреченные по ним канцеляриею сомнения или замечания. Так делается с представлениями о наградах, о производстве в чины за выслугу лет, с пенсионными ведомостями, с рапортами губернаторов о обозрении губерний и т.п. Иначе недостало бы и трех заседаний в неделю. Но где же тут обеспечение в правильности и достоверности доклада? Где ручательство не только в благонамеренности канцелярии, но и в том, чтобы она точно заметила все то, на что нужно обратить внимание Комитета?
IV., Образ слушания. Господствующий характер этого слушания есть совершенное равнодушие к предлагаемым делам и нетерпеливое ожидание конца заседания. Некоторые члены подписывают в Комитете привозимые с собою бумаги или отправляют разные частные записочки, другие выбирают это время для нужных между собой совещаний по делам совсем посторонним, иные читают даже газеты. От какой-нибудь аналогии с докладываемым делом рождаются рассказы о прошлом, сообщение будущих предположений, толки и суждения о множестве предметов, кроме того, именно, которым заняться бы надлежало. Эти, вовсе не относящиеся к делу беседы, которые один член называет «la partie anecdotique de la seance»*, занимают иногда кряду или урывками большую часть заседания, особенно когда есть какое-нибудь важное городское происшествие и т.п. Управляющий делами нередко должен играть тут роль какого-нибудь шарлатана или продавца секретов, расхваливающего свой товар: «Господа, просим покорно прослушать: дело важное, дело серьёзное!» Эти призывы внимания членов действуют, однако, не долго, и какое-нибудь постороннее, мелочное обстоятельство скоро опять завлекает их за тридесять земель. Последствие такого слушания или, лучше сказать, неслушания есть то, что, когда кончится доклад иногда даже важного дела, со всех сторон родятся вопросы, очевидно доказывающие незнание, об чем идёт речь, и тогда канцелярия вынуждена снова резюмировать все дело в самых уже коротких словах, и этот-то импровизированный и суммарический доклад, если и тот ещё выслушивают до конца, составляет основу решения. Некоторые министры, на личной ответственности которых лежит множество других дел, считают время, в Комитете проведённое, для себя пропавшим; другие, если хороша погода, спешат к передобеденной прогулке; третьих ожидают после заседания другие комиссии или условленные свидания и пр. Но все почти считают присутствие в Комитете за одну форму, за обряд, которому надобно подвергнуться, как выходу во дворце или другой подобной церемонии без дальнейшей обязанности и ответственности; все почти соединяются в одном общем интересе: чтобы заседание скорее кончилось, а канцелярия, которая одна отвечает за ход дел, спешит воспользоваться последними минутами, уделяемыми ей общим нетерпением, чтобы спустить хотя несколько ещё бумаг. Случалось иногда, что при начале доклада записки, из которой могло бы родиться прение, представляющий министр, видя и разделяя сам нетерпение товарищей, объявлял, что дело это ничего не значущее, форменное, не требующее ни чтения, ни суждений, а прочие члены, склоняясь охотно на его убеждения, утверждали записку, не ознакомясь и с главными обстоятельствами, не зная, даже почти, о чем в ней представлено. Другое важное неудобство – то, что члены, съезжаются в Комитет разновременно, вместо назначенных законом 11-ти часов, в 12-ть, в 1-м и даже во 2-м, а доклад между тем начинается тотчас по прибытии трех членов. Прочие, входя во время чтения, перебивают его вопросами о предшедшем или поставляют канцелярию в необходимость переначинать доклад кончавшегося уже дела. Иные, которые берут ещё сколько-нибудь добросовестное участие в занятиях Комитета, приехав поздно, требуют к своему прочтению всех доложенных с начала заседания дел и, перелистывая их, возобновляют суждения по предметам уже конченным, так что в этой смеси разговоров и толков, решённого и нерешённого, теряется последняя связь и всякая тень порядка. Бывали случаи, что какой-нибудь член приезжал, когда заседание совсем уже было закрыто, и не участвовав, следственно, в суждениях, не зная, что доложено и выслушано, не взглянув даже на бумаги, приказывал записать себя присутствовавшим в тот день и подписывал потом журнал вместе с другими, потому только, что велено доносить Его Величеству о членах, неприсутствовавших и о причинах отсутствия. Вообще с тех пор, что поставлено в обязанность членам Комитета являться всем неупустительно в каждое заседание, дела пошли ещё хуже, а шум и разговоры увеличились. Можно даже принять за аксиому: чем менее в присутствии членов, тем более выигрывают дела. Когда налицо трое или четверо, все они слушают, потому что не с кем ещё разговориться, и совесть как-то больше удерживает; когда же съедутся десять или более, то и первые перестают слушать, а, наконец, общий шум обращает всякое слушание в невозможность даже для внимательнейшего, если он, на счастье, не сидит возле самого докладчика. Тут никто уже не совестится; один ссылается на другого, и часто под конец заседания сидящие на одном краю стола с шутками упрекают других, что за их разговорами ничего не могли слышать, а эти взаимно отыгрываются такими же шуточками.
V., Образ решения. По всему вышесказанному можно уже довольно судить, каковы в существе решения Комитета, по крайней мере, в большей части дел, где не замешан личный интерес членов или нет других побочных обстоятельств, привлекающих особенное их внимание. Самая обыкновенная резолюция – утвердить заключение представляющего, и она основывается не на ближайшем соображении всех обстоятельств, а просто на том силлогизме: что как министру ближе известна управляемая им часть, то он, конечно, все сообразил и здраво обдумал своё заключение, а следственно, оно не может не быть правильным. Силлогизм этот, обыкновенно подразумеваемый, нередко, однако же, был и выговариваем в присутствии Комитета. В обыкновенных делах есть ещё и некоторые другие, так сказать, стереотипные формы, столько же основательные и благовидные. Требуется, например, новый расход из казны: вопрос: согласен ли министр финансов? Ответ: согласен; резолюция: как министр финансов согласен, а ближе его никто не может знать и оберегать интересов казны, то расход допустить. Другой пример: испрашивается льгота, рассрочка или сложение следующих в казну платежей или вообще какое-нибудь снисхождение в пользу частного лица на счёт казны; вопрос: кто представляет? Ответ: министр финансов; резолюция: как представляет министр финансов, а ближе его никто не может знать и оберегать интересов казны, то льготу, рассрочку и пр. допустить. Все это определяется без дальнейшего рассмотрения подробностей дела, и таким образом очень часто дела государственные, дела с важнейшими последствиями проскальзывают мельком и едва приметно. Напротив того, в делах частных, имеющих в глазах членов гораздо более относительной важности, иногда нет конца суждениям, и остаётся только управляющему насильственно пресечь их, или, повторив кратко все то, что каждым наговорено во множестве по разным направлениям, или просто перейдя к другому делу и предоставляя себе резюмировать это впоследствии на бумаге по лучшему своему усмотрению. Изредка случалось даже так, что после множества суждений Комитет, не остановясь ни на чем положительном, поручал управляющему составить к следующему заседанию проект журнала для дальнейшего тогда обсуждения и между тем не снабжал его никакими данными, предоставляя весь оборот дела собственной его прозорливости.
VI., Составление и подписание журналов. Журналы читаются Комитету переписанные уже начисто и совсем приготовленные к поднесению Государю, которому они представляются в подлиннике. Только в редких и важнейших случаях, и то когда вздумается управляющему, какая-нибудь статья прочитывается в черновом проекте или прежде внесения в журнал посылается к одному из членов, на опытность и совет которого управляющий более полагается. В таком виде журналы прочитываются Комитету для подписания спустя неделю от выслушания дел в следующее заседание, т.е. спустя столько времени, что и самые внимательные члены во множестве статей едва ли могут припомнить подробности и даже существо данных по каждой заключений. Притом прочитывается не изложение дел, а одна заглавия их с резолюциями, так что ничто не может способствовать возобновлению в памяти обсуждённых обстоятельств. Но члены вообще очень мало пекутся о том, как журнал составлен, и точно ли каждая резолюция изложена в том самом смысле, в каком она была дана; весьма даже немногие слушают журнал, хотя бы поверхностно; другие избирают предпочтительно это время для своих бесед, а некоторые разъезжаются перед чтением журналов или, когда оно ещё не кончено, прося прислать его к подписанию после. Мне нередко случалось слышать желание и даже просьбы членов, чтобы для выигрывания времени читать не весь журнал, а только те статьи, по которым Комитет не согласился с представлениями министров или постановил что-нибудь особое, то есть, другими словами, они представляли канцелярии отдавать на их суд и поверку только то, что самой ей заблагорассудится: ибо может ли кто из членов через неделю и в числе 40 или 50-ти дел помнить те статьи, по которым дана была особая резолюция, и ещё более вспомнить при слушании журнала, точно ли все они прочитаны и не пропущены ли чего?25
Нетерпение членов при чтении журнала, которым заключаются заседание, доходит до невероятности, особенно когда заседание продолжится несколько долее обыкновенного. Часто бывало, что после собрания, в котором участвовало до 12-ти членов, ко времени подписания журнала оставалось постепенно не более 3-х или 4-х; степень внимания прочих, к которым он посылается по домам и которые подписывают его «дверем затворенным», единому Богу известна.
VII., Исполнение и отправление дел. Оно лежит исключительно на обязанности и ответственности канцелярии, и все без изъятия бумаги исходят за подписанием одного управляющего делами. Тут заметить нечего.
VIII., Власть и влияние канцелярии. После всего вышесказанного едва ли нужны ещё какие-нибудь новые доказательства слепой доверенности членов канцелярии, доверенности, основанной не на убеждении в личных качествах и достоинствах её чиновников, а просто на апатии и совершенном равнодушии к делам. Власть и влияние канцелярии сосредотачиваются почти исключительно в лице управляющего делами Комитета, потому что начальники отделений суть люди, непосредственно ему одному подчинённые, во всех частях от него одного зависящие и, так сказать, безгласные. Но власть эта имеет два совсем различные характера: официальный, определённый законом, и практический, истекающий от самого существа вещи. Принадлежности официальной власти, следующие:
1., Управляющий делами есть начальник и полный хозяин канцелярии. Председатель по закону не имеет над нею никакого начальства, а члены устранены даже от всякого на неё влияния; 2., Все дела вносятся в Комитет через его посредство. Закон предоставляет ему возвращать министрам их представления без доклада Комитету, если он признает их неподлежащим его рассмотрению; 3., Он подносит Государю журналы Комитета (прежде это делалось лично, а теперь письменно при докладных записках); 4., Он соединяет в своём лице всю исполнительную власть по делам Комитета, и ни
__________________
25 После так и установилось, но уже не во время моего управления делами Комитета (вставка на полях).
одна бумага не исходит иначе, как за его подписанием. Другая власть или, лучше сказать, влияние, которое вложила в руки управляющего практика, не имеет почти пределов. Назначение дел к слушанию и очередь их, доклад при таких-то или других членах, в таком или ином порядке; предварение министров, образ изложения или словесного объяснения дел; наведение или пропуск примеров и справок из прежних производств; большие или меньшие убеждения; направление самых суждений; обращение их к таким подробностям, которые никому из членов не могут быть известны, или умолчание этих подробностей; свод голосов, потом изложение журнальных статей и самых резолюций более или менее сильно в том или другом духе – все это со множеством мелких сокровенных пружин в руках управляющего и в руках его почти безотчётно: одни свидетели его действий, обнимающие дело в тех же подробностях, суть докладчики, т.е. те же начальники отделений, о которых выше говорено; а притом в его воле и самому доложить дело и тогда, кроме его, никто уже не знает, что и по какому докладу Комитетом определенно. При таком решительном влиянии на весь ход дел от начала до конца управляющий несёт на себе менее положительной ответственности, нежели секретарь последнего присутственного места. Он не отвечает ни за точность изложения дел в журнале: ибо по закону к каждой журнальной статье прилагается подлинная записка министра, а статья должна содержать в себе только краткий очерк дела, ни за дополнение дела нужными справками и узаконениями: ибо по закону все справки и узаконения должны быть приведены в записки самого министра, ни за правильность решения: ибо по закону он не имеет не только права протеста, но даже и совещательного голоса в суждениях; ещё, наконец, за назначение дел к докладу: ибо по закону оно предоставлено председателю, вещь при быстроте делопроизводства в Комитете невозможная и потому исполняемая на практике только в предметах самых важнейших. Он отвечает просто только за срочность представления Государю журналов, за верность их переписки и за соответственность исполнения точной силе журналов. За всем тем, если рассудить, что в Комитете между множеством занятий, конечно, малозначущих сосредотачиваются и предметы первых государственных частных интересов, то страшно подумать, какая могучая власть лежит в руках этого одного человека. В глазах Государя, который не может быть знаком с подробностями, управляющий есть только секретарь или, так сказать, старший писарь и исполняющий приказания Комитета; но так ли оно действительно? Из всего сказанного видно, сколько важен для государства выбор сюда человека и сколько можно иметь опасных последствий назначение малоспособного, несведущего, не довольно усердного и особенно неблагонамеренного!
III., Образ доклада. Хотя дела Комитета составляются большею частию из министерских представлений, для которых даны формы, приспособленные к докладу, но при всем том чтение подлинных представлений принадлежит к изъятиям, и к изъятиям довольно редким. Дела всегда почти докладываются или на словах, или в кратких извлечениях, по воле и усмотрению управляющего делами Комитета. Некоторые дела совсем не докладываются, а представляются только к разрешению Комитета встреченные по ним канцеляриею сомнения или замечания. Так делается с представлениями о наградах, о производстве в чины за выслугу лет, с пенсионными ведомостями, с рапортами губернаторов о обозрении губерний и т.п. Иначе недостало бы и трех заседаний в неделю. Но где же тут обеспечение в правильности и достоверности доклада? Где ручательство не только в благонамеренности канцелярии, но и в том, чтобы она точно заметила все то, на что нужно обратить внимание Комитета?
IV., Образ слушания. Господствующий характер этого слушания есть совершенное равнодушие к предлагаемым делам и нетерпеливое ожидание конца заседания. Некоторые члены подписывают в Комитете привозимые с собою бумаги или отправляют разные частные записочки, другие выбирают это время для нужных между собой совещаний по делам совсем посторонним, иные читают даже газеты. От какой-нибудь аналогии с докладываемым делом рождаются рассказы о прошлом, сообщение будущих предположений, толки и суждения о множестве предметов, кроме того, именно, которым заняться бы надлежало. Эти, вовсе не относящиеся к делу беседы, которые один член называет «la partie anecdotique de la seance»*, занимают иногда кряду или урывками большую часть заседания, особенно когда есть какое-нибудь важное городское происшествие и т.п. Управляющий делами нередко должен играть тут роль какого-нибудь шарлатана или продавца секретов, расхваливающего свой товар: «Господа, просим покорно прослушать: дело важное, дело серьёзное!» Эти призывы внимания членов действуют, однако, не долго, и какое-нибудь постороннее, мелочное обстоятельство скоро опять завлекает их за тридесять земель. Последствие такого слушания или, лучше сказать, неслушания есть то, что, когда кончится доклад иногда даже важного дела, со всех сторон родятся вопросы, очевидно доказывающие незнание, об чем идёт речь, и тогда канцелярия вынуждена снова резюмировать все дело в самых уже коротких словах, и этот-то импровизированный и суммарический доклад, если и тот ещё выслушивают до конца, составляет основу решения. Некоторые министры, на личной ответственности которых лежит множество других дел, считают время, в Комитете проведённое, для себя пропавшим; другие, если хороша погода, спешат к передобеденной прогулке; третьих ожидают после заседания другие комиссии или условленные свидания и пр. Но все почти считают присутствие в Комитете за одну форму, за обряд, которому надобно подвергнуться, как выходу во дворце или другой подобной церемонии без дальнейшей обязанности и ответственности; все почти соединяются в одном общем интересе: чтобы заседание скорее кончилось, а канцелярия, которая одна отвечает за ход дел, спешит воспользоваться последними минутами, уделяемыми ей общим нетерпением, чтобы спустить хотя несколько ещё бумаг. Случалось иногда, что при начале доклада записки, из которой могло бы родиться прение, представляющий министр, видя и разделяя сам нетерпение товарищей, объявлял, что дело это ничего не значущее, форменное, не требующее ни чтения, ни суждений, а прочие члены, склоняясь охотно на его убеждения, утверждали записку, не ознакомясь и с главными обстоятельствами, не зная, даже почти, о чем в ней представлено. Другое важное неудобство – то, что члены, съезжаются в Комитет разновременно, вместо назначенных законом 11-ти часов, в 12-ть, в 1-м и даже во 2-м, а доклад между тем начинается тотчас по прибытии трех членов. Прочие, входя во время чтения, перебивают его вопросами о предшедшем или поставляют канцелярию в необходимость переначинать доклад кончавшегося уже дела. Иные, которые берут ещё сколько-нибудь добросовестное участие в занятиях Комитета, приехав поздно, требуют к своему прочтению всех доложенных с начала заседания дел и, перелистывая их, возобновляют суждения по предметам уже конченным, так что в этой смеси разговоров и толков, решённого и нерешённого, теряется последняя связь и всякая тень порядка. Бывали случаи, что какой-нибудь член приезжал, когда заседание совсем уже было закрыто, и не участвовав, следственно, в суждениях, не зная, что доложено и выслушано, не взглянув даже на бумаги, приказывал записать себя присутствовавшим в тот день и подписывал потом журнал вместе с другими, потому только, что велено доносить Его Величеству о членах, неприсутствовавших и о причинах отсутствия. Вообще с тех пор, что поставлено в обязанность членам Комитета являться всем неупустительно в каждое заседание, дела пошли ещё хуже, а шум и разговоры увеличились. Можно даже принять за аксиому: чем менее в присутствии членов, тем более выигрывают дела. Когда налицо трое или четверо, все они слушают, потому что не с кем ещё разговориться, и совесть как-то больше удерживает; когда же съедутся десять или более, то и первые перестают слушать, а, наконец, общий шум обращает всякое слушание в невозможность даже для внимательнейшего, если он, на счастье, не сидит возле самого докладчика. Тут никто уже не совестится; один ссылается на другого, и часто под конец заседания сидящие на одном краю стола с шутками упрекают других, что за их разговорами ничего не могли слышать, а эти взаимно отыгрываются такими же шуточками.
V., Образ решения. По всему вышесказанному можно уже довольно судить, каковы в существе решения Комитета, по крайней мере, в большей части дел, где не замешан личный интерес членов или нет других побочных обстоятельств, привлекающих особенное их внимание. Самая обыкновенная резолюция – утвердить заключение представляющего, и она основывается не на ближайшем соображении всех обстоятельств, а просто на том силлогизме: что как министру ближе известна управляемая им часть, то он, конечно, все сообразил и здраво обдумал своё заключение, а следственно, оно не может не быть правильным. Силлогизм этот, обыкновенно подразумеваемый, нередко, однако же, был и выговариваем в присутствии Комитета. В обыкновенных делах есть ещё и некоторые другие, так сказать, стереотипные формы, столько же основательные и благовидные. Требуется, например, новый расход из казны: вопрос: согласен ли министр финансов? Ответ: согласен; резолюция: как министр финансов согласен, а ближе его никто не может знать и оберегать интересов казны, то расход допустить. Другой пример: испрашивается льгота, рассрочка или сложение следующих в казну платежей или вообще какое-нибудь снисхождение в пользу частного лица на счёт казны; вопрос: кто представляет? Ответ: министр финансов; резолюция: как представляет министр финансов, а ближе его никто не может знать и оберегать интересов казны, то льготу, рассрочку и пр. допустить. Все это определяется без дальнейшего рассмотрения подробностей дела, и таким образом очень часто дела государственные, дела с важнейшими последствиями проскальзывают мельком и едва приметно. Напротив того, в делах частных, имеющих в глазах членов гораздо более относительной важности, иногда нет конца суждениям, и остаётся только управляющему насильственно пресечь их, или, повторив кратко все то, что каждым наговорено во множестве по разным направлениям, или просто перейдя к другому делу и предоставляя себе резюмировать это впоследствии на бумаге по лучшему своему усмотрению. Изредка случалось даже так, что после множества суждений Комитет, не остановясь ни на чем положительном, поручал управляющему составить к следующему заседанию проект журнала для дальнейшего тогда обсуждения и между тем не снабжал его никакими данными, предоставляя весь оборот дела собственной его прозорливости.
VI., Составление и подписание журналов. Журналы читаются Комитету переписанные уже начисто и совсем приготовленные к поднесению Государю, которому они представляются в подлиннике. Только в редких и важнейших случаях, и то когда вздумается управляющему, какая-нибудь статья прочитывается в черновом проекте или прежде внесения в журнал посылается к одному из членов, на опытность и совет которого управляющий более полагается. В таком виде журналы прочитываются Комитету для подписания спустя неделю от выслушания дел в следующее заседание, т.е. спустя столько времени, что и самые внимательные члены во множестве статей едва ли могут припомнить подробности и даже существо данных по каждой заключений. Притом прочитывается не изложение дел, а одна заглавия их с резолюциями, так что ничто не может способствовать возобновлению в памяти обсуждённых обстоятельств. Но члены вообще очень мало пекутся о том, как журнал составлен, и точно ли каждая резолюция изложена в том самом смысле, в каком она была дана; весьма даже немногие слушают журнал, хотя бы поверхностно; другие избирают предпочтительно это время для своих бесед, а некоторые разъезжаются перед чтением журналов или, когда оно ещё не кончено, прося прислать его к подписанию после. Мне нередко случалось слышать желание и даже просьбы членов, чтобы для выигрывания времени читать не весь журнал, а только те статьи, по которым Комитет не согласился с представлениями министров или постановил что-нибудь особое, то есть, другими словами, они представляли канцелярии отдавать на их суд и поверку только то, что самой ей заблагорассудится: ибо может ли кто из членов через неделю и в числе 40 или 50-ти дел помнить те статьи, по которым дана была особая резолюция, и ещё более вспомнить при слушании журнала, точно ли все они прочитаны и не пропущены ли чего?25
Нетерпение членов при чтении журнала, которым заключаются заседание, доходит до невероятности, особенно когда заседание продолжится несколько долее обыкновенного. Часто бывало, что после собрания, в котором участвовало до 12-ти членов, ко времени подписания журнала оставалось постепенно не более 3-х или 4-х; степень внимания прочих, к которым он посылается по домам и которые подписывают его «дверем затворенным», единому Богу известна.
VII., Исполнение и отправление дел. Оно лежит исключительно на обязанности и ответственности канцелярии, и все без изъятия бумаги исходят за подписанием одного управляющего делами. Тут заметить нечего.
VIII., Власть и влияние канцелярии. После всего вышесказанного едва ли нужны ещё какие-нибудь новые доказательства слепой доверенности членов канцелярии, доверенности, основанной не на убеждении в личных качествах и достоинствах её чиновников, а просто на апатии и совершенном равнодушии к делам. Власть и влияние канцелярии сосредотачиваются почти исключительно в лице управляющего делами Комитета, потому что начальники отделений суть люди, непосредственно ему одному подчинённые, во всех частях от него одного зависящие и, так сказать, безгласные. Но власть эта имеет два совсем различные характера: официальный, определённый законом, и практический, истекающий от самого существа вещи. Принадлежности официальной власти, следующие:
1., Управляющий делами есть начальник и полный хозяин канцелярии. Председатель по закону не имеет над нею никакого начальства, а члены устранены даже от всякого на неё влияния; 2., Все дела вносятся в Комитет через его посредство. Закон предоставляет ему возвращать министрам их представления без доклада Комитету, если он признает их неподлежащим его рассмотрению; 3., Он подносит Государю журналы Комитета (прежде это делалось лично, а теперь письменно при докладных записках); 4., Он соединяет в своём лице всю исполнительную власть по делам Комитета, и ни
__________________
25 После так и установилось, но уже не во время моего управления делами Комитета (вставка на полях).
одна бумага не исходит иначе, как за его подписанием. Другая власть или, лучше сказать, влияние, которое вложила в руки управляющего практика, не имеет почти пределов. Назначение дел к слушанию и очередь их, доклад при таких-то или других членах, в таком или ином порядке; предварение министров, образ изложения или словесного объяснения дел; наведение или пропуск примеров и справок из прежних производств; большие или меньшие убеждения; направление самых суждений; обращение их к таким подробностям, которые никому из членов не могут быть известны, или умолчание этих подробностей; свод голосов, потом изложение журнальных статей и самых резолюций более или менее сильно в том или другом духе – все это со множеством мелких сокровенных пружин в руках управляющего и в руках его почти безотчётно: одни свидетели его действий, обнимающие дело в тех же подробностях, суть докладчики, т.е. те же начальники отделений, о которых выше говорено; а притом в его воле и самому доложить дело и тогда, кроме его, никто уже не знает, что и по какому докладу Комитетом определенно. При таком решительном влиянии на весь ход дел от начала до конца управляющий несёт на себе менее положительной ответственности, нежели секретарь последнего присутственного места. Он не отвечает ни за точность изложения дел в журнале: ибо по закону к каждой журнальной статье прилагается подлинная записка министра, а статья должна содержать в себе только краткий очерк дела, ни за дополнение дела нужными справками и узаконениями: ибо по закону все справки и узаконения должны быть приведены в записки самого министра, ни за правильность решения: ибо по закону он не имеет не только права протеста, но даже и совещательного голоса в суждениях; ещё, наконец, за назначение дел к докладу: ибо по закону оно предоставлено председателю, вещь при быстроте делопроизводства в Комитете невозможная и потому исполняемая на практике только в предметах самых важнейших. Он отвечает просто только за срочность представления Государю журналов, за верность их переписки и за соответственность исполнения точной силе журналов. За всем тем, если рассудить, что в Комитете между множеством занятий, конечно, малозначущих сосредотачиваются и предметы первых государственных частных интересов, то страшно подумать, какая могучая власть лежит в руках этого одного человека. В глазах Государя, который не может быть знаком с подробностями, управляющий есть только секретарь или, так сказать, старший писарь и исполняющий приказания Комитета; но так ли оно действительно? Из всего сказанного видно, сколько важен для государства выбор сюда человека и сколько можно иметь опасных последствий назначение малоспособного, несведущего, не довольно усердного и особенно неблагонамеренного!